Корреспондент Радио Свобода почти две недели пролежал в севастопольской инфекционной больнице с подозрением на коронавирус и пневмонию. Диагноз не подтвердился, но благодаря пребыванию в медицинском учреждении он смог своими глазами увидеть, в каких условиях в аннексированном Россией Крыму борются с коронавирусной инфекцией.

Первые официально подтвержденные случаи заболевания коронавирусной инфекцией в Севастополе зафиксированы в конце марта. Местные власти с 1 апреля ввели в городе режим самоизоляции. В Севастополе закрылось большинство магазинов, увеселительных заведений, предприятий и учреждений, на въездах в город поставили блокпосты, жителей обязали сидеть дома, разрешив им выходить на улицу только в случае крайней необходимости. Изначально ограничения ввели на неделю, но потом несколько раз продлевали. ВРИО губернатора Севастополя Михаил Развожаев пообещал после 11 мая начать поэтапную отмену ограничительных мер.

С 1 апреля я самоизолировался у себя дома. На улицу выходил только, чтобы купить продукты или вынести мусор, а также (крайне редко) по рабочей необходимости. За первую половину апреля два или три раза выбирался на прогулки по отдаленным и безлюдным окрестностям, чтобы минимизировать контакты с другими людьми. Всё это время у меня было отличное самочувствие, режим самоизоляции не создавал никаких неудобств.

Днем 16 апреля я внезапно почувствовал лёгкое недомогание. По ощущениям это напоминало очень сильную физическую усталость. К вечеру поднялась невысокая температура, которая в следующие два дня стала подниматься. Никаких симптомов простуды или гриппа не было: только физическая усталость, ломота в теле и головная боль при повышении температуры. Жаропонижающее на несколько часов приводило меня в нормальное состояние, но потом температура вновь поднималась. Как раз в эти дни я узнал, что мой друг, живущий в другой стране, переболел коронавирусом. Мы списались, и он рассказал о симптомах, которые были у него. Оказалось, что у нас они в общих чертах совпадают.

Утром 20 апреля температура поднялась до 39 градусов. Я попытался вызвать на дом участкового врача, но телефоны районной поликлиники не отвечали. Я дозвонился в Единый контакт-центр здравоохранения Севастополя и через оператора сумел оставить заявку. Терапевт из поликлиники пришла под вечер, осмотрела и выслушала меня, прописала стандартное противовирусное средство и посоветовала и дальше сбивать температуру при помощи жаропонижающего. Врач определила, что температура поднялась из-за воспалённого горла, хотя горло не беспокоило меня ни в предшествующие, ни в последующие дни. Предположение о коронавирусной инфекцими она отбросила сразу (видимо, на глазок), не порекомендовав даже сделать анализ крови.

На следующее утро я проснулся от температуры 40. В Едином контакт-центре мне рекомендовали немедленно вызывать скорую помощь. Однако скорая наотрез отказалась приезжать на вызов. "Температура 40 – совершенно нормально. У вас организм борется с болезнью, отсюда и температура", – сказала женщина на другом конце провода. Переносить недомогание становилось всё тяжелее. После того как к вечеру 22 апреля жаропонижающее окончательно перестало действовать, а у меня появился сухой грудной кашель, оператор скорой помощи все же дал согласие приехать на вызов.

Фельдшера скорой помощи насторожило не столько мое состояние, сколько то обстоятельство, что в конце марта я контактировал с туристами из другого региона (хотя к тому моменту, как я заболел, со времени контакта минуло почти три недели, то есть инкубационный период уже прошел). Очевидно, на этот счет у врачей существует инструкция, предписывающая с подозрением относиться ко всем приехавшим с "материка" или контактировавшим с приезжими, в первую очередь из Москвы и Санкт-Петербурга. При этом в тонкости российской географии медработники вникают не особо:

– Откуда ваши туристы были? Из Москвы?

– Нет, из Нижегородской области.

– А, ну это все равно под Москвой… Собирайте вещи и документы, я забираю вас в больницу, в "восьмерку".

"Восьмерка" – это городская инфекционная больница Севастополя. Во время пандемии её перевели на специализированный режим работы: в настоящий момент она принимает только пациентов с COVID-19 и с подозрением на инфекцию. Это означало, что я автоматически попал в число "коронавирусных". В таком же режиме, как инфекционная больница, работает и городская больница №9, но туда направляют пациентов, у которых параллельно с коронавирусом имеются другие соматические заболевания. Помимо этого, в Севастополе есть два обсерватора, где на карантине содержат тех, кто приехал из других регионов России и из-за рубежа или был в контакте с заболевшими коронавирусом.

В приемном отделении инфекционной больницы мне пришлось прождать полтора часа. Других пациентов там не было, но оформление многочисленных бумаг на поступившего больного (притом что часть документов поручили заполнить мне самому) заняло немало времени. Пока готовили мои документы, я стал свидетелем конфликта фельдшера бригады, которая доставила меня в больницу, с врачом приёмного отделения. Сотрудников больницы возмутило, что фельдшер была одета в обычный защитный халат и одноразовую медицинскую маску, в то время как по инструкции за больными с подозрением на коронавирус положено ездить с более серьёзной защитой. На это фельдшер отвечала, что подобные претензии нужно адресовать ее начальству: ей какой дали вызов, на такой она и поехала.

После оформления бумаг (шел уже двенадцатый час ночи) меня наконец-то отвели в отделение для пациентов с "неподтвержденным коронавирусом". В трёхместной палате, к счастью, я оказался один. В течение следующих двух недель ко мне никого не подселили, хотя в некоторых соседних помещениях содержались по два-три человека. Вообще, пациентов в отделении было не больше десяти, хотя оно явно рассчитано на большее количество пострадавших. Всего же в настоящий момент в инфекционной больнице лечится порядка 140 пациентов.

Больничное отделение 1-a, в которое меня определили, располагается в приземистом двухэтажном здании 1952 года постройки. Судя по состоянию его интерьеров, капитального ремонта эти стены не видели никогда, да и косметические улучшения в последний раз в отделении проводились довольно давно. В палатах с обшарпанным полом, потолком и стенами стоят металлические панцирные кровати и кособокие деревянные тумбочки. В оконных рамах зияют щели, вода в умывальник подается по ржавым трубам, из электрических розеток выпадают вилки, благодаря чему зарядка ноутбука или смартфона превращается в увлекательный квест с непредсказуемым исходом. Разбитая и разрисованная многими поколениями пациентов кафельная плитка в туалетах соседствует с треснувшими унитазами без сидений, протекающими трубами и полусломанными сливными бачками. Состояние пищеблока не вызывает аппетита, а ванная комната, где пациенты могут принять душ, стоя в металлическом поддоне и поливая себя из шланга чуть теплой водой, навевает какие-то уж совсем неприятные мысли.

Справедливости ради нужно сказать, что в таком плачевном состоянии находятся не все отделения инфекционной больницы. По сообщению правительства города, в начале мая в эксплуатацию сдали новый модульный корпус на 42 пациента. Пока я лежал в больнице, под моими окнами постоянно ездила лёгкая строительная техника, целыми днями слышались звуки стройки. Современное здание возвели всего за месяц и оснастили, как утверождают, по последнему слову техники. В новом корпусе планируют размещать тяжелых больных с подтвержденным диагнозом "коронавирусная инфекция". В боксах собираются поставить аппараты искусственной вентиляции легких, которые продолжают поступать в Севастополь.

На утро после госпитализации (23 апреля) у меня взяли ПЦР-тест на коронавирус и сделали рентген легких. Попутно назначили лечение: два антибиотика (цефтриаксон и азитромицин), а также противовирусный препарат умифеновир. Помимо лекарств, в палату принесли постановление о моей госпитализации, подписанное главным государственным санитарным врачом Севастополя Романом Проскурниным. В документе предписывалось содержать меня в городской инфекционной больнице "до лабораторного исключения заболевания COVID-19". Постановление и предупреждение об ответственности за его нарушение меня и попросили подписать. Чуть позже мне позвонили из местного управления Роспотребнадзора и в деталях расспросили обо всем, что предшествовало заболеванию, а также взяли адреса и телефоны людей, с которыми я вступал в контакт в последнее время. Впоследствии у них также взяли тесты на коронавирус ("Если результат будет положительным, мы вас сразу заберем в больницу. Если отрицательный – мы не будем вас ставить в известность").

Распорядок дня в отделении ничем не отличается от стандартного распорядка в обычной больнице. Утром приносят назначенные препараты, измеряют температуру, артериальное давление и уровень сатурации (насыщение крови кислородом). Последний показатель нужен для отслеживания работы лёгких и выявления признаков пневмонии, которая является наиболее частым осложнением при коронавирусе. После завтрака приходит лечащий врач. Вечером снова измеряют температуру и дают очередную порцию лекарств. Всё остальное время пациент предоставлен сам себе. Я по нескольку часов в день работал за ноутбуком, читал книги, смотрел фильмы, спал. В отделении 1-а отсутствует вайфай, а мобильная связь очень плохая, поэтому и мобильный интернет практически не работает. В результате у пациентов возникает ощущение оторванности от внешнего мира.

Необычным по сравнению с пребыванием в больнице в "мирное" время является то, что все врачи, медсестры и санитарки работают в отделении в одинаковых защитных костюмах и масках, полностью закрывающих лица. Из-за этого их трудно отличать друг от друга. На всякий случай я здоровался с каждым входящим в палату, поэтому нельзя исключать, что с одним и тем же медработником я мог за утро поздороваться три или четыре раза. В какой-то момент на защитных костюмах стали появляться идентифицирующие надписи чёрным маркером, что значительно упростило ситуацию.

Еще одна отличительная особенность состоит в том, что из-за обострения эпидемиологической ситуации посещение больных друзьями и родственниками запрещено. Необходимые вещи и продукты питания разрешается передавать пациентам раз в день в строго определённый час. Подписанный пакет с передачей следует оставлять на проходной, откуда его забирает санитарка из отделения и относит адресату. К слову, возле проходной инфекционной больницы круглосуточно дежурит наряд Росгвардии. Силовики ни у кого не проверяют документов и не интересуются у прохожих причинами нарушения режима самоизоляции. Вероятно, они находятся возле спецобъекта просто так, на всякий случай.

Администрация лечебного учреждения делает всё возможное, чтобы больные как можно меньше контактировали друг с другом: пищу и лекарства им разносят по палатам, там же проводят обследования, берут кровь на анализ, делают уколы. Из палаты разрешается выходить только в туалет или если срочно нужна помощь. При этом нужно обязательно надевать маску. После того, как прошел слух, что у одного из пациентов в нашем отделении подтвердился диагноз, палаты, предупредив постояльцев, стали запирать снаружи. Продлилось это непродолжительное время, после чего без объяснения причин от этой меры отказались.

Медицинский персонал пристально следит за чистотой в отделении. В палатах каждый день проводят влажную уборку, выносят мусорное ведро, а кварцевание проводится практически в режиме нон-стоп. Сотрудники больницы очень вежливы, отзывчивы и предупредительны. Но из-за того, что, по понятным причинам, они стараются проводить в отделении как можно меньше времени, докричаться до них бывает трудно. Когда мне понадобилось проконсультироваться с лечащим врачом, медсестры предложили мне передать свой вопрос через них, поскольку "чтобы доктору в отделение зайти, ему же заново одеваться надо". В итоге врач подошел к окну моей палаты снаружи и ответил на интересующие меня вопросы через форточку.

На четвёртый день госпитализации, благодаря назначенной терапии, у меня нормализовалась температура и пропал кашель. Пришли результаты теста на коронавирус: он оказался отрицательным. Лечащий врач сразу же после взятия проб сказал, что если результат будет положительным, "мы об этом узнаем очень быстро". Так как результаты пришли только через четыре дня после тестирования, было заранее ясно, что именно покажет тест. Рентген лёгких также не выявил патологий: стало понятно, что пневмонии у меня нет. Однако скорая выписка мне не грозила. Согласно протоколу, мне следовало на десятый день госпитализации сдать повторный ПЦР-тест и дождаться его результатов. То есть при самом благоприятном раскладе мне предстояло провести в больнице порядка двух недель, несмотря на то что я уже чувствовал себя вполне здоровым.

При этом жизнь постоянно вносила коррективы. Сначала, по словам моего лечащего врача, уволилась заведующая отделением, отчего решение всех вопросов зависло на несколько дней. Затем появилась информация о том, что у моего соседа по отделению подтвердился коронавирус. После этого врач сообщила, что всем обитателям отделения теперь придется провести десять дней под наблюдением, вне зависимости от результатов теста. На мой вопрос, что будет, если диагнозы будут подтверждаться у вновь поступивших больных, – значит ли это, что пребывание в больнице может растянуться на неопределенный срок, доктор ответил: "Давайте будем надеяться на лучшее и верить в то, что этого не произойдет". Когда о подтвержденном диагнозе спросили главного врача больницы Ингу Матяж (по совместительству депутата городского заксобрания от "Единой России"), она эти сведения опровергла.

28 апреля, на шестой день пребывания в больнице, стало известно о том, что COVID-19 заразились 36 рабочих из строительного городка на военном аэродроме Бельбек. По отделению поползли слухи, что теперь всех пациентов оставят в больнице на неопределенный срок и что постояльцев начнут "уплотнять", однако эти опасения не оправдались.

1 мая мой курс лечения закончился. В тот же день у меня взяли повторный тест на коронавирус. Спустя трое суток лечащий врач сообщил мне, что и повторное тестирование не выявило опасной инфекции. Поскольку 4 и 5 мая были государственными выходными днями, выписывать из больницы меня собрались только 6-го. Почему отпускать излечившихся пациентов, с которых сняты инфекционные подозрения, можно только в рабочий день (притом что лечащий врач находится в больнице), сотрудники медучреждения объяснить не смогли.

Перспектива провести ещё двое суток в больничном заточении меня не обрадовала. Я написал официальный запрос в департамент здравоохранения правительства Севастополя, откуда его переадресовали главврачу инфекционной больницы. Та ответила, что если отрицательный результат повторного теста занесен в медицинскую карту, то задерживать пациента на госпитализации нет оснований. Только после этого лечащий врач оформил выписку, и вечером 4 мая меня отпустили домой.

Я провёл в инфекционной больнице 12 суток, вылечил свое заболевание неясного происхождения, которое в эпикризе обозначили как "острая респираторная инфекция средней тяжести", и своими глазами увидел, в каких условиях содержатся люди, имевшие неосторожность разболеться в разгар эпидемии коронавируса.